– Выдохни, – посоветовал Энтони. – Ты же не можешь не дышать. Дыши нормально.

«Ему просто говорить», – подумала Чарити, когда он надвинулся на нее и придавил своим весом. Она почувствовала его руки под собой. Они обхватили ее ягодицы и крепко сжали. Ее бедра были прижаты к его широко раскинутым ногам. Казалось, он весь состоит из твердых, железных мускулов. Она почувствовала себя совершенно беззащитной. Но у нее ведь был выбор, и она сказала «да». И снова сказала бы это. Любопытство, страх и восторг – одуряющая смесь, решила она.

Сначала было ужасно страшно. Помимо предположения, что он там не поместится, было опасение, что он может проткнуть ее, что-нибудь разрушить, пока она лежит, раскинувшись, совершенно беспомощная. Потом была ужасающая уверенность в том, что места действительно нет и что сейчас она испытает непереносимую боль. Потом он оказался глубоко в ней и оставался там, твердый и спокойный. Тут она с удивлением обнаружила, что и место есть и что она останется в живых. Вообще ощущения, пусть незнакомые, восхитительны.

Но Чарити была права, считая, что знание и опыт – две совершенно разные вещи. Она и представить себе раньше не могла, какое чувственное удовольствие могут доставить ощущения.

А потом, пережив несколько удивительных минут, поняла, как мало ей было известно. Она и не догадывалась, что проникновение – это всего лишь начало. Он двигался внутри ее взад и вперед твердыми толчками, пока груди, сжимаемые его руками, не заболели. Но это была не просто боль: в ее словарном запасе не нашлось подходящего слова, чтобы описать это чувство. С каждым толчком оно становилось все сильнее, потом стало просто непереносимым.

– Ах! – внезапно воскликнула она, в панике и удивлении прижимая ладони к его ягодицам и пытаясь удержать его внутри. Мышцы внутри ее тела, о существовании которых она прежде и не подозревала, судорожно сжались. – Ах!

Он немедленно откликнулся на ее призыв. Твердым толчком он проник в глубину узкого прохода и замер.

– Господи, – пробормотал он ей в ухо. – Господи.

Ей показалось, что она сейчас умрет. Она погрузилась во тьму, испытывая такое прекрасное ощущение, в которое трудно было поверить. Небытие. Абсолютное благословенное небытие.

Чарити едва сознавала, что он опять начал двигаться, на этот раз быстрее и сильнее. Глубоко внутри ее вспыхнуло пламя, он вздохнул и снова застыл, придавив ее всем телом. «Теперь уже можно не бояться смерти, – подумала она как в тумане. – Смерть – это исполнение всех желаний».

Она уснула, едва слышно пробормотав что-то, когда сладкая жаркая тяжесть, прижимавшая ее к постели, уступила место более легкому одеялу.

«Да, – успела только подумать Чарити, – этот способ гораздо лучше, чем считать овец».

А любовь не всегда бывает сладкой и нежной. И любовь – не всегда любовь.

К следующему утру дорога просохла и можно было продолжить путешествие. Хозяин гостиницы, в которой они заночевали, оказался прав в своих предсказаниях. На небе, украшенном редкими пушистыми облачками, светило яркое солнце. В прозрачном утреннем воздухе радовали глаз чисто вымытые поля и зеленые изгороди.

Прекрасный день для возвращения домой. Маркиз Стаунтон пребывал в дурном настроении. Он смотрел в окно на своей стороне экипажа, не замечая проплывающий мимо пейзаж. «Будь все проклято», – злился он про себя.

Она действительно покраснела, встретившись с ним утром за завтраком. И выглядела совершенно так же, как выглядела бы любая невеста на утро после первой брачной ночи. Она казалась почти хорошенькой, хотя, конечно, маркиз не тратил свое драгоценное время на разглядывание ее лица. Он занялся своим завтраком, не чувствуя вкуса. Только еда показалась ему слишком жирной.

Какой дьявол обуял его прошлой ночью? У него не было ни искорки интереса к ней, как к женщине, с того самого первого момента, когда она сидела в полутьме салона и ожидала встречи с хозяином. До того момента, когда она заговорила об овцах, Уэльсе и жестком матрасе.

И все-таки он подтвердил их союз в самую первую брачную ночь. И занимался этим с энтузиазмом, и получил удовлетворения больше, чем обычно. Он уснул сразу же, как только все кончилось, и проспал допоздна сном младенца.

А что, если он сделал ей ребенка? Такая мысль мелькнула у него почти сразу, как только он открыл глаза. Правда, сначала он подумал, не разбудить ли ее и не заняться ли с ней любовью? Но потом отбросил эту мысль. Беременность могла бы существенно осложнить все дело. Кроме того, детей от собственной плоти и крови он желал меньше всего. От одной мысли о том, что женщина может быть беременна от него, его трясло. Обычно он выбирал себе партнерш, которые были в состоянии позаботиться о себе. Так было до этой ночи.

Глава 4

В это утро у маркиза Стаунтона появилось смутное чувство, будто он обманулся в своей жене. Она действительно была невинной девушкой, неопытной и некрасивой. Но оказалась похожей на бочку с порохом, которая только и ждет, когда ее запалят. И он высек эту искру. И неосмотрительно посеял в ней свое семя.

Она доказала, что он ошибается, полагая, будто ему уже нечему учиться в любви, кроме обладания невинной девушкой. Очень ошибается. Он знал, что женщины могут испытывать оргазм. Так было со всеми его любовницами. Но прошлой ночью он отчетливо понял, что женщина может притвориться, будто испытывает оргазм. Может притвориться, будто получает удовольствие от всего процесса, понимая, насколько важно для тщеславного мужчины не только самому получить удовольствие в постели, но и верить в то, что он доставил его женщине. Многие женщины зарабатывали себе на хлеб насущный, заставляя своих любовников чувствовать себя дьявольски сильными в постели. Лихими и горячими мужчинами.

Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, этой ночью дала ему урок, сама того, конечно, не сознавая. Ее безыскусное, совершенно спонтанное согласие лечь с ним в постель показало, какими притворщицами были все женщины, которых он знал раньше. Его жена заставила его гордиться своими достижениями. Она заставила его хотеть этого снова – он захотел ее, как только открыл глаза утром.

Маркиз злился еще и потому, что не знал, на ком сорвать свою злость. На ней? Она только реагировала на его действия. На себе самом? Он поджал губы. Неужели он не в состоянии быть наедине с женщиной, даже с такой, на которой он женился для определенной цели?

– Какая красивая местность, – заметила Чарити, нарушая затянувшееся молчание.

– Да, – односложно ответил маркиз Стаунтон. Она уже несколько раз пыталась завязать с ним разговор. На все ее попытки он отвечал так отрывисто и кратко, что это уже граничило с грубостью. Ему совершенно не хотелось разговаривать, особенно на такие высокоинтеллектуальные темы, как очаровательный пейзаж за окном экипажа.

«Больше это не повторится», – твердо решил маркиз. В Инфилде у них, конечно, будут отдельные спальни. По общему мнению, они должны спать отдельно и только изредка тайно встречаться, чтобы заняться любовью. Но двери между их комнатами будут постоянно крепко заперты. Он же больше никогда не прикоснется к ней.

– Как выглядит поместье Инфилд-Парк? – спросила маркиза Стаунтон.

– Большое, – равнодушно и коротко ответил Энтони. Такой ответ означал не только нежелание разговаривать, но и выходил за рамки приличия, даже отдавал грубостью. Она ни в чем не виновата, кроме того, что сказала «да» прошлой ночью. Но ведь именно он задал этот вопрос.

– Дом огромный, похож на рыцарский замок. Перед ним лужайки и клумбы, вековые деревья. С одной стороны поместье спускается к озеру, а с другой – поднимается на гору к лесу, там проложены дорожки. С горы открываются очень красивые виды. В поместье есть деревня, фермы, древние руины, – рассказал маркиз, заглаживая свою грубость. Потом снова пожал плечами. – Там есть все, чему полагается быть в большом процветающем поместье. Ваш муж, сударыня, похоже, станет очень состоятельным человеком. Гораздо более состоятельным, чем теперь. И он в состоянии обеспечить вам безбедную жизнь до конца ваших дней.